Острота и её отношение к бессознательному. Том 9. Собрание сочинений в 26 томах

Зигмунд Фрейд написал работу «Острота и ее отношение к бессознательному» в 1905 году, одновременно с другим ключевым текстом «Три очерка по теории сексуальности» (7 том, 2017, ВЕИП). К тому же в 1900 году уже опубликованы и прочтены заинтересованной аудиторией еще два основополагающих текста теории и практики психоанализа — «Толкование сновидений» и «Психопатология обыденной жизни» (8 том, 2018, ВЕИП), которые составляют основу учения.
В своей работе Фрейд исследует остроту как речевое действие и специфический языковой процесс, осуществляемый бессознательным. Работа З. Фрейда посвящена именно остроте и остроумию (Witz), а юмор и комическое попадают в поле его зрения лишь частично.
На материале огромного количества шуток и анекдотов Фрейд исследует работу двух тенденций, определяющих качество остроты: пародическую природу языка и постоянно возобновляющуюся тесную связь мысли и слова, стремления удержать истину и высказать ее.
«Острота и ее отношение к бессознательному» представляет собой детальную аналитику бессознательного мышления. Острота дает ключ к пониманию самого устройства субъекта, его становления, а также открывает дорогу к изучению феноменов, лежащих по ту сторону языка, которые играют огромную роль как в повседневной жизни каждого человека, так и в рамках работы в психоаналитической клинике.
Выпуск девятого тома полного собрания сочинений Зигмунда Фрейда «Психопатология обыденной жизни» стал продолжением масштабного проекта по изданию подлинного Фрейда в России, начатого Восточно-Европейским Институтом Психоанализа в 2005 году. Главным принципом работы редакционной коллегии является ликвидация двойного, зачастую неправильного, прочтения текстов Зигмунда Фрейда и детальная проработка аппарата психоанализа.

Из предисловия:

З. Фрейд написал работу «Острота и ее отношение к бессознательному» в 1905 году, одновременно с другим ключевым текстом «Три очерка по теории сексуальности». В 1900 году уже опубликованы и прочтены заинтересованной аудиторией «Толкование сновидений» и «Психопатология обыденной жизни». Казалось бы, остроумие не является «королевской дорогой» к познанию бессознательного и ничего не может добавить к пониманию истерии и прочих неврозов. Тем не менее Фрейд пишет В. Флиссу о том, что тема остроумия тревожит его, он не может перестать думать об этом, рукописи обеих книг («Острота…» и «Трех очерков…») лежат на его столе, и он работает с ними поочередно.
В 1905 году подходит к концу «великая изоляция» З. Фрейда. Уже начало свою работу «Психологическое общество по средам», состоялось знакомство с А. Адлером и В. Штекелем, предстоит встреча с Карлом Юнгом, который уже внимательно читает «Толкование сновидений». Психоаналитические концепты постепенно проникают в научное сообщество. К 1905 году сложился основной теоретический корпус Фрейда — понимание психической реальности и основных принципов ее функционирования. Вместе с тем накапливается и практический опыт. Мысль о том, что психоанализ — это лечение разговором, что стихия речи является и средой аналитического взаимодействия, и единственным инструментом терапевта верифицируется и последовательно утверждается Фрейдом. Сама аналитическая коммуникация обнаруживает свои уникальные свойства.
Практикуя психоанализ, Фрейд и его ближайшее окружение сталкиваются с фундаментальными отличиями аналитической коммуникативной модели от прочих видов социального общения. Становится ясно, что психоанализ — это не лечение (в медицинском смысле слова), не воспитание (в смысле педагогическом), не судебный процесс над индивидом, не эротическая связь и не религиозное отношение. Имея в себе отдельные черты всех этих практик, психоанализ заявляет о себе как о принципиально новом типе обращенности к субъекту и обращения с ним.
Этот новый тип обращенности движим пафосом Просвещения. Фрейд, как и Кант, видит единственный путь развития в обретении самостояния и способности мыслить. Но, в отличие от Канта, он полагает, что человеку можно в этом помочь, предоставив ему возможность необычного разговора с Другим; разговора, в котором собеседники не связаны локальной фабулой повседневного или научного общения, и не обязаны поддерживать и верифицировать семиотический обмен в довольно жестких контекстных границах. Этот разговор вполне можно было бы назвать трансцендентальным, поскольку его характерной чертой является не обмен сообщениями, а производство смысла, или, более точно, разговор этот представляет собой строительство такой ситуации, где рождение мысли становится возможным.
Полагаем, что именно осознание специфики психоаналитического разговора привело З. Фрейда к необходимости более детально разобраться с проблемой остроумия. Подчеркнем, именно остроумия, а не юмора вообще, о котором Фрейд выскажется в краткой заметке гораздо позже. Острота интересует Фрейда как речевое действие, как интерсубъективный выпад, эффективно вовлекающий Другого в коммуникацию. Острота вызывает смех. В терапии психоаналитик имеет дело со страданием. Как же мыслит Фрейд отношение слез и смеха, какое аффективное приключение влечет его в феномене остроумия? Как связаны смех и смысл? Попробуем очертить специфику фрейдовского исследования в контексте изучения юмора и остроумия вообще.
Разграничим, прежде всего, близкие феномены. Работа З. Фрейда посвящена остроте и остроумию (Witz). Юмор и комическое попадают в поле его зрения лишь частично. Как уже было сказано, здесь Фрейда интересует острота как речевое действие, а также специфический языковой процесс, осуществляемый бессознательным, который нельзя понять иначе как «значительное эстетическое усложнение» (Grotstein, 1999). Фрейд использует термин Witz, который, как подчеркивает Ж.-М. Кинодо, несет в себе созвучие с Blitz (молния) и, следует признать, что русское «острота» звучит гораздо точнее французского (mot d’esprit) и английского (joke) вариантов перевода. Пожалуй, наиболее близким к русской версии оказался перевод, предложенный Жаком Лаканом — traits d’esprit. Два этих варианта перевода усиливают момент пуанты, языковой детали, сосредотачивающей в себе истончение и преобразование смысловой ткани. Маленькая черта, укол, означающее.
Конечно, следует признать, что этим исследованием З. Фрейд вторгается в соседние эпистемологические пространства. Смех, юмор, комическое уже давно являются предметом интереса в философии, антропологии, лингвистике и психологии. Тема «подражания людям худшим» (так Аристотель определял комедию) развивалась в самых разных аспектах, юмор понимался как «грубое утрирование» (А. Шопенгауэр), «снижающая несообразность» (Г. Спенсер), «комическая деградация» (А. Бэн). Во всех случаях подчеркивался спуск на более низкую ступень развития, несообразность и противоречие, которые вызывают удовольствие. Юмор рассматривался как карнавальная ситуация, в которой временно повреждается способность логически мыслить, причем именно это повреждение доставляет человеку удовольствие. В том, что смешное – это характеристика субъекта, а не объекта, согласны практически все исследователи юмора. Более того, смех маркирует предельную, или, точнее, запредельную, основанную на дистанции, позицию. Как пишет А. Козинцев, «шутливое метаотношение основано на чистой рефлексии … юмор в чистом виде — не что иное, как тотальное самоотрицание субъекта». Смеховая игра является не только антропологическим фактом, она обнаруживается и в сфере мышления. Кант вводит юмор в область эстетического, говоря о том, что «в шутке игра начинается с мыслей», причем она представляет собой такой «тип игры эстетическими идеями или представлениями рассудка, посредством которых ничего не мыслится». Смех — реакция на такую игру, «аффект, возникающий из внезапного превращения напряженного ожидания в ничто» .
Для Фрейда важнейшими характеристиками остроумия оказываются субъективность, «контраст представлений», «смысл в бессмыслице», «удивление и озарение» , а также социальный характер остроумия, то обстоятельство, что хорошая шутка чрезвычайно высоко ценится людьми и передается от одного к другому как «весть об одержанной победе». Представляется также, что Фрейда во многом стимулирует кантовская постановка вопроса — понимание шутки как некоего приключения мысли, такого приключения, где мысль становится равна аффекту, превращается в свое иное, затрагивает тело, находит выражение в смехе. Однако перспектива, в которой Фрейд разворачивает свой анализ остроумия, весьма неожиданна. Он погружается в языковую ткань остроты, исследуя механизмы и технические приемы каламбуров и игры слов, которые он рассматривает как первичные формы остроумия.